Зеленый энергопереход. Критика критики

Главред

Выступая в прошлом году на ПМЭФ-2022, глава Роснефти И. И. Сечин отметил, что «антироссийские санкции, по сути, покончили с «зеленым переходом», остаточная «зеленая риторика» полностью противоречит реальной практике, направленной на поиск любой ценой любых источников углеводородов, взамен российских». В действительности, однако, зеленый энергопереход в 2022 году не только не закончился, а даже ускорился и ознаменовался рекордно высокими значениями таких показателей, как объем инвестиций в новые энергетические технологии, ввод мощностей солнечной энергетики и объем продаж электромобилей. Причем безоговорочным лидером процесса по большинству показателей стал Китай.

Эта тенденция сохранилась и в текущем году. Но на риторике главы Роснефти это никак не отразилось. В своем выступлении на ПМЭФ-2023 в июне этого года И. И. Сечин снова критически отозвался о зеленой энергетике и представил ряд аргументов, призванных поддержать тезис о ее бесперспективности. Остановимся на них подробней.

Аргумент 1: «У мировой экономики нет металлов, редкоземельных минералов, энергии, времени и денег, чтобы осуществить этот переход» (стр. 8-9 Доклада).

Комментарий:

Без сомнения, зеленый энергопереход приведет и уже приводит к росту потребления некоторых полезных ископаемых. В первую очередь это касается лития, кобальта и никеля (используются при производстве батарей для электромобилей и для хранения энергии в электроэнергетике), а также меди (используются в электрических сетях). Существующие мощности по добыче этих полезных ископаемых недостаточно и не могут удовлетворить растущий спрос. Чего, однако, нельзя сказать о разведанных запасах. В этом смысле ресурсных ограничений у зеленой энергетики нет.

Проблема только в скорости освоения этих запасов, т.е. в масштабах инвестиций и в сроках реализации соответствующих проектов. Но и здесь пока особых поводов для беспокойства нет. По данным МЭА, реализуемые в настоящее время новые проекты по добыче указанных полезных ископаемых полностью обеспечивают потребности зеленой энергетики как минимум на период до 2030 года. При условии, разумеется, что все эти проекты будут реализованы в заявленные сроки.

Это не значит, что у отрасли нет никаких проблем с ресурсным обеспечением. МЭА отмечает, что нужно еще много усилий, для того чтобы сделать цепочки поставок критически важных полезных ископаемых безопасными и устойчивыми. Но в этом нет ничего особенного. Все отрасли проходят через это. В том числе и сама нефтегазовая отрасль, которая, тоже нуждается в безопасных и бесперебойных цепочках поставок. И рецепт налаживания таких цепочек тоже хорошо известен. Оптимизация логистических схем и транспортных коридоров, создание хабов и системы запасов, развитие конкуренции среди добывающих компаний и поставщиков, формирование адекватной цены и снижение издержек – все это работает и дает результат, но требует дополнительных инвестиций. А значит, все эти вопросы решались бы быстрее и эффективнее, если бы значительная часть инвестиционных ресурсов не отвлекалась на новые проекты по добыче традиционных ископаемых топлив – энергетических углей, нефти, природного газа.

В то же время хорошая новость состоит в том, что основные отрасли зеленой энергетики, такие как солнечная и ветровая энергетика, практически не подвержены риску ресурсного дефицита, поскольку не используют в своих производственных цепочках редких полезных ископаемых или используют их в незначительных масштабах. Так, самые эффективные на данный момент серийно выпускаемые солнечные панели производства китайской копании Aiko Solar не содержат серебра.

Производители батарей тоже ищут альтернативные решения, позволяющим им ослабить зависимость от поставщиков лития и других аналогичных ресурсов. Так, в ноябре т.г. китайская BYD сообщила, что планирует производить натрий-ионные аккумуляторы, а в декабре, крупнейшая энергетическая компания Австралии AGL, заявила, что реализует пилотный проект по установке системы накопления энергии на основе никель-водородных аккумуляторов в партнёрстве с американской технологической компанией SLB.

Что касается упомянутых редкоземельных элементов, то этот аргумент следует считать недоразумением. Редкоземельные не значит редкие или дефицитные. В основном, эти элементы используют при производстве ветрогенераторов. Однако на рынке представлены и такие генераторы, в которых редкоземельные металлы не используются.

Аргумент 2: «Электромобили – пока привилегия отдельных стран» (стр. 9 Доклада).

Комментарий:

Это несомненно так. Но вряд ли это можно расценивать как недостаток энергетического перехода. Разве это не общее правило, характерное для научно-технического прогресса? Новые технологии появляются сначала в тех странах, где имеется развитая наука и промышленность, а уж потом распространяются по миру. Те же паровозы, например. Они появились в высоко развитой Англии, а не в беднейших странах, а тоже поначалу являлись привилегией немногих стран. Да и вся история обычных автомобилей свидетельствует о том же.

Тут скорее надо смотреть не на географическое покрытие, а на скорость распространения новой безуглеродной технологии. И она впечатляет. В первом квартале 2023 года в мире было продано 6.2 млн электромобилей, в 1,5 раза чем за тот же период прошлого года. В среднем по миру доля электромобилей в продажах новых автомобилей составила 16%, в том числе в Норвегии – более 90%, в Китае – более 30%.

Аргумент 3: «Дополнительный спрос на энергию со стороны электромобилей и риски для мировой энергосистемы» (стр. 10 Доклада).

Комментарий:

Разумеется, переход на электромобили увеличивает потребление электроэнергии в мире. Согласно оценке BloombergNEF, в 2040 году доля автомобильного транспорта в мировом потреблении электричества составит в зависимости от сценария от 9 до 14%.

Однако переход автотранспорта на электрическую тягу и интеграция электромобилей в энергосистемы происходит постепенно, и энергетики вполне способны адаптироваться к новым вызовам. Уже сегодня ими проработаны модели и алгоритмы взаимодействия «электромобиль – электрическая сеть», позволяющие оптимизировать процессы зарядки так, чтобы избежать непосильной единовременной нагрузки на энергосистемы. Технологии «умной зарядки», способные регулировать время зарядки в зависимости от ситуации в энергосистеме, постепенно получат распространение, что позволит снизить потребность в резервных генерирующих мощностях и в расширении (реконструкции) сетевого хозяйства.

Вообще, создание инфраструктуры по зарядке электромобилей – на несколько порядков более легкая и дешевая задача, чем успешно решенная человечеством задача по созданию инфраструктуры для заправки бензиновых/дизельных автомашин, потребовавшая разведки и обустройства тысяч месторождений, разработки технологий бурения и добычи нефти из залежей, строительства разветвленных сетей трубопроводов, многочисленных НПЗ и пр. В отличие от нефти и газа, электричество сегодня доступно практически повсеместно, и распространение электромобилей – несомненное благо для генераторов и электросетевых компаний, бизнес которых состоит в продаже электроэнергии и услуг по её передаче.

По прогнозам, производство и потребление электроэнергии будут неуклонно расти, как и доля электричества в глобальном конечном потреблении энергии. Это объективный тренд, который наблюдается в мире с 1970-х годов. В 1973 году доля электроэнергии в конечном потреблении энергии составляла всего 9%. В настоящее время этот показатель находится на отметке 20%. К 2050 году он превысит 30% и с высокой вероятностью достигнет 50% (хотя есть разные сценарии). Недаром глава французского нефтегазового концерна TotalEnergies Патрик Пуянне назвал электричество топливом 21 века.

Аргумент 4: «Отсутствие технологий утилизации батарей электромобилей» (стр. 11 Доклада).

Комментарий:

На самом деле, технологии утилизации литиевых батарей уже существуют. Более того, в 2022 году мощности по переработке литий-ионных аккумуляторов превысили объемы их образования. Причем все эти мощности оснащены технологиями глубокой переработки.

По прогнозу компании Circular Energy Storage (CES), к 2025 году глобальные мощности по переработке батарей вырастут по сравнению с 2021 годом без малого в 10 раз и превысят количество образующихся отходов в 3 раза. Так что как минимум до середины 2030 годов дефицита мощностей по переработке аккумуляторов не предвидится.

Можно также отметить, что организация сбора отработанных аккумуляторов автомобилей намного проще и прозрачнее, чем в случае с малыми литий-ионными батареями бытовых устройств.

Аргумент 5: «Имеющиеся технологии не обеспечат углеродной нейтральности к 2050 году. Фактически, углеродная нейтральность недостижима в мировом масштабе с учетом текущего пула «зеленых» технологий – многие необходимые технологии все еще находятся на стадии опытных разработок» (стр. 11 Доклада).

Комментарий:

Тезис представляется незавершенным. Из того факта, что многие необходимые зеленые технологии находятся пока еще на ранних стадиях, вывод о недостижимости углеродной нейтральности к 2050 году не следует. Скорее из этого следует вывод о том, что с этими зелеными технологиями и с переходом к углеродной нейтральности в целом нужно что-то делать, что им нужна поддержка, что они должны быть постоянно в фокусе внимания и этот фокус не должен смещаться в сторону. В том числе в сторону нефти и газа. Потому что в общем случае каждый доллар, потраченный дополнительно на нефть и газ, уменьшает возможности финансирования зеленых технологий и сокращения выбросов парниковых газов до чистого нуля.   

Кроме того, оценивая технологические возможности и перспективы достижения чистого нуля, нужно смотреть на детали: чего именно не хватает.

В докладе МЭА «Чистые нулевые выбросы к 2050 году» (Net Zero by 2050), содержащем «дорожную карту» перехода мировой экономики к углеродной нейтральности, сказано следующее: «Все технологии, необходимые для достижения требуемого значительного сокращения выбросов парниковых газов к 2030 году, уже существуют, и политика, способствующая их внедрению, уже доказала себя». При этом «в 2050 году почти половина необходимых сокращений выбросов будет приходиться на технологии, которые в настоящее время находятся на стадии демонстрации или прототипа». Другими словами, для того, чтобы обеспечивать сокращение выбросов до 2030 года в соответствии с требуемой траекторией выхода на углеродную нейтральность к 2050 году, всё необходимое уже есть, а после 2030 года потребуются новые технологии, которые тоже уже известны, но сегодня массово не применяются.

Что же это за технологии?

Если взять электроэнергетику, то все технологии, необходимые для ее декарбонизации, уже представлены на рынке. Имеются в виду прежде всего технологии солнечной и ветровой генерации, а также технологии хранения и передачи энергии, в том числе с использованием накопителей и зеленого водорода. Никто не ждёт появления в этой отрасли каких-то новых, неведомых и не существующих сегодня технологий, не закладывается на это в сценариях, моделях и оперативных планах перехода к углеродной нейтральности.

Если взять черную металлургию, крупнейшего эмитента выбросов парниковых газов среди всех промышленных отраслей, то большинство компаний полагаются в первую очередь на прямое восстановление железа с использованием зеленого водорода. Обе эти технологии – и технология ПВЖ, и технология получения зеленого водорода – уже представлены на рынке и постепенно внедряются в практику. Так, немецкая компания Salzgitter планирует отказаться от доменного процесса и перейти на технологию прямого восстановления с использованием зеленого водорода, чтобы снизить выбросы при производстве стали на 95% к середине 2030-х годов. В тех случаях, когда металлургические компании планируют и дальше использовать ископаемое топливо, они могут применять технологии улавливания, использования и хранения углерода (CCUS). Эти технологии находятся на относительно ранней стадии, и есть еще вопросы по поводу перспектив их применения. Но, во-первых, у них есть альтернатива, а во-вторых, наличие вопросов по поводу перспектив не означает отсутствия перспектив.

И таких примеров по отраслям можно привести множество. В целом, можно сказать, что, планируя переход к углеродной нейтральности, мир не «закладывается» на что-то совсем новое, на что-то, чего в наличие нет и неизвестно, будет ли. Другое дело, что в некоторых секторах еще имеются «узкие места», над которыми нужно работать.

Аргумент 6: «Совершенствование технологий в традиционной добыче [углеводородов] дает больший эффект с точки зрения реального снижения выбросов [парниковых газов], чем вложения в недозрелые «альтернативные» технологии» (стр. 12 Доклада).

Комментарий:

Под «недозрелыми» технологиями, как следует из контекста, понимаются солнечная и ветровая энергетика. Но парадокс в том, что эти «недозрелые технологии» вырабатывают сегодня больше электроэнергии, чем, например, такая старая и апробированная технология, как атомная энергетика, обеспечивая в то же время значительное снижение выбросов в атмосферу парниковых газов по сравнению с традиционным сжиганием углеводородов для выработки электроэнергии. «Незрелые» электромобили также дают значительный выигрыш с точки зрения выбросов в атмосферу парниковых газов и обычных загрязняющих веществ по сравнению с традиционными автомобилями, оборудованными двигателями внутреннего сгорания и работающими на ископаемом топливе – бензине, дизтопливе или природном газе. 

В целом, тезис о том, что совершенствование технологий добычи нефти и газа может дать сопоставимый эффект для снижения антропогенного воздействия на климат по сравнению с технологиями, основанными на отказе от использования нефти и газе в качестве топлива, представляется сомнительным. Известно, что на 1 тонну выбросов парниковых газов (в СО2-эквиваленте) от добычи, транспортировки и переработки нефти приходится примерно 6,7 тонн выбросов парниковых газов от сжигания нефтепродуктов в качестве топлива. Для природного газа соотношение поменьше, но порядок цифр такой же. Иначе говоря, корень проблемы не в добыче углеводородов, а в их использовании в качестве топлива.

Из этого следует, что на основе традиционных нефтегазовых технологий задача достижения углеродной нейтральности не решается. Для этого требуются качественно иные технологии.

Впрочем, для некоторых технологий, которые широко применяются сегодня в нефтегазовом секторе, место в новом технологическом укладе может найтись. Например, для технологий, позволяющих размещать промышленные объекты на морском шельфе или на платформах в открытом море. Они чем дальше, тем больше будут востребованы в ветровой энергетике. Технологии сжижения и закачки в пласт могут пригодиться для решения задач улавливания и хранения углекислого газа. Технологии регазификации найдут применении при развитии водородных технологий. И это еще далеко не весь перечень.

Важно не противопоставлять технологии друг другу, а искать и находить возможности для смягчения антропогенных изменений климата и преодоления климатического кризиса за счет эффективного применения всех – как новых, так и зарекомендовавших себя старых, традиционных технологий, а также их возможных комбинаций, в том числе неожиданных. И делать это прямо сейчас. Пока еще не слишком поздно.

 

 

 

Фото на обложке: Istock / Andreas Gücklhorn 

Комментарии