О новой Климатической доктрине РФ. Постатейный комментарий. Часть 1

I. Общие положения

«1. Настоящая Доктрина представляет собой систему взглядов на цели, основные принципы, задачи и механизмы реализации единой государственной политики Россий-ской Федерации по вопросам, связанным с изменением климата и его последствиями (далее – климатическая политика), и является основой для выработки и реализации климатической политики.»

Формально система взглядов на цели, основные принципы, задачи и механизмы реализации единой климатической политики – это еще не сами цели, принципы, задачи и механизмы, а то, что лежит в их основе как фундамент и базовая концепция. Но это в теории, а на практике цели, основные принципы и задачи климатической политики изложены ниже в Разделе II Доктрины. Соответственно, более корректно было бы сказать, что настоящая Доктрина определяет цели, задачи, основные принципы, особенности и ключевые направления реализации единой государственной политики Российской Федерации по вопросам, связанным с изменением климата и его последствиями (далее - климатическая политика), и является основой для выработки и реализации такой политики.

«2. Правовую основу настоящей Доктрины составляют Конституция Российской Феде-рации, федеральные законы, нормативные правовые акты Президента Российской Федерации и Правительства Российской Федерации, Венская конвенция о праве международных договоров от 23 мая 1969 г., Монреальский протокол по веществам, разрушающим озоновый слой, от 16 сентября 1987 г., Рамочная конвенция Организации  Объединенных Наций об изменении климата от 9 мая 1992 г. (далее – Рамочная конвен-ция), Киотский протокол к Рамочной кон-венции от 11 декабря 1997 г., Парижское соглашение от 12 декабря 2015 г. и другие международные договоры Российской Федерации, в том числе по проблемам окружающей среды и устойчивого развития.»

На мой взгляд, ссылка на федеральные законы, норма-тивные правовые акты Президента Российской Федерации и Правительства Российской Федерации и международные договоры Российской Федерации по проблемам окружающей среды является избыточной и неуместной. Механизм антропогенного воздействия на климат сильно отличается от негативного воздействия хозяйственной деятельности на окружающую среду, и было бы целесообразно развести их по разным углам во избежание путаницы. Впрочем, Климатическая доктрина – не первый документ, в котором воздействие на климат и воздействие на окружающую среду смешаны. Этим грешит и Федеральный закон об охране атмосферного воздуха, в котором имеется следующая императивная норма (см. пункт 6 статьи 16): «Запрещаются проекти-рование, строительство объектов капитального строи-тельства, деятельность которых может привести к неблагоприятным изменениям климата и озонового слоя атмосферы, ухудшению здоровья людей, уничтожению генетического фонда растений и генетического фонда животных, наступлению необратимых последствий для окружающей среды.»

«3. Настоящая Доктрина развивает положе-ния Стратегии социально-экономического развития Российской Федерации с низким уровнем выбросов парниковых газов до 2050 года, а также учитывает положения Страте-гии национальной безопасности Российской Федерации, Концепции внешней политики Российской Федерации, Стратегии экономи-ческой безопасности Российской Федерации на период до 2030 года, Стратегии экологи-ческой безопасности Российской Федерации на период до 2025 года, Энергетической стратегии Российской Федерации на период до 2035 года и других документов стратеги-ческого планирования в сфере обеспечения национальной безопасности Российской Федерации.»

Не очень ясно, на каком основании Стратегия социально-экономического развития с низким уровнем выбросов ПГ указана здесь как более важный по статусу документ, чем Климатическая доктрина. Представляется, что Доктрина как концептуальный документ должна быть выше по статусу, чем стратегия, тогда как стратегия должна представлять собой документ, определяющий пути достижения целей, заявленных в доктрине. Этой же точки зрения придерживается и директор Института глобального климата и экологии А. Романовская (см. здесь). А подчинение доктрины уже принятой стратегии выглядит несколько нелепо. Все равно что ставить телегу впереди лошади.

«4. Настоящая Доктрина основывается на фундаментальных и прикладных научных знаниях в области климата и смежных областях, включая:

а) анализ прошлого и современного состоя-ния климатической системы;

б) оценку естественных и антропогенных факторов, оказывающих влияние на климат;

в) прогноз изменения климата и влияния последствий такого изменения на экономи-ческое развитие Российской Федерации, других государств и регионов мира, качество жизни населения;

г) оценку степени защищенности (уязви-мости) экосистем, экономики, населения, государственных институтов и инфраструк-туры государства в связи с изменением климата и оценку существующих возможностей адаптации к нему;

д) оценку возможностей смягчения антропогенного воздействия на климат.»

Доминирующая роль человека как главного драйвера глобального изменения климата на современном этапе исключает возможность прогноза изменения климата на сколько-нибудь длительный период времени, потому что воздействие человека на климат может со временем существенно меняться. Например, под воздействием мер по сокращению выбросов в атмосферу парниковых газов. Соответственно, речь должна идти о сценарных прогнозах, т.е. о прогнозах изменения климата при разных сценариях антропогенного воздействия.

Насколько я знаю, оценку защищенности (уязвимости) экосистем, экономики, населения, государственных институтов и инфраструктуры государства к изменению климата, никто пока толком не проводил. Поэтому не очень понятно, каким образом утвержденная Доктрина может опираться на то, чего еще нет. Правильнее было бы сказать, что климатическая политика должна опираться на такие оценки и что такие оценки должны регулярно обновляться по мере накопления новых данных, в том числе в процессе климатического мониторинга.

«5. В основу настоящей Доктрины положен анализ проводимых в Российской Федера-ции, других государствах и регионах мира результатов исследований изменения клима-та и влияния последствий такого изменения на различные отрасли экономики, население и окружающую среду с учетом результатов работ, связанных с практическим использо-ванием климатических данных органами государственной власти.»

Налицо явная опечатка. По-русски нельзя сказать: «проводимых результатов исследований», должно быть: «результатов проводимых исследований».

Кроме того, концовка фразы вызывает вопросы. О каких результатах работ, связанных с практическим использо-ванием климатических данных органами государствен-ной власти, идет речь? Что это за работы? Кто и когда их проводил? Насколько можно доверять результатам этих работ? Где они были (если были) опубликованы? Звучит как намек на обладание некими сокровенными знаниями. Это недопустимо. Все основы Доктрины должны быть открытыми и верифицируемыми.

«Научное обоснование настоящей Доктрины включает в себя признание влияния деятель-ности человека на климат на фоне его естест-венной изменчивости, приводящей к значи-мым, преимущественно неблагоприятным для человека и окружающей среды послед-ствиям.»

Признание влияния деятельности человека на климат – это очень важно и правильно, однако упоминание в качестве фона антропогенного влияния на климат «его [т.е. климата – комм. МЮ] естественной изменчивости, приводящей к значимым, преимущественно неблаго-приятным для человека и окружающей среды последствиям» смазывает впечатление. Получается, что значимые и преимущественно неблагоприятные для человека и окружающей среды последствия вызваны не влиянием деятельности человека на климат, а естест-венной изменчивостью климата. Это неверно и прямо противоречит выводам науки. На самом деле, именно антропогенное усиление парникового эффекта играет сегодня доминирующую роль и служит драйвером изменения климата. Это ключевой момент, который следовало зафиксировать в доктрине в первую очередь, потому что он обуславливает возможность смягчения климатических изменений путем уменьшения, а затем и устранения негативного антропогенного влияния на климат через выбросы в атмосферу парниковых газов. К сожалению, вместо этого на первое место фактически поставлена естественная изменчивость климата, а роль человека хотя и признается, но ставится как бы на второе место.

Кроме того, следовало зафиксировать в доктрине тот факт, что антропогенное влияние на климат приводит не просто к значимым, а к беспрецедентным последствиям, как указано в Шестом оценочном докладе МГЭИК 2021 г., что в силу этого ситуация в климатической сфере является критической, чрезвычайной. Оба указанных термина – «климатический кризис» и «чрезвычайная климатическая ситуация» – давно введены в оборот на международном уровне, но ни разу не упомянуты в Доктрине. А жаль!

«Особенностью реакции климата как на антропогенное воздействие, так и на меры по смягчению антропогенного воздействия является ее отставание по отношению к таким воздействию и мерам. В рамках реализации климатической политики эта особенность предопределяет необходимость своевременной адаптации к неизбежному в ближайшие десятилетия изменению климата, а также последовательных действий по смягчению антропогенного воздействия на климат в краткосрочной, среднесрочной и долгосрочной перспективе.»

Во-первых, об изменении климата следует говорить и думать не только как о неизбежном будущем, но и как о настоящем. Климатические изменения уже происходят, и мы можем наблюдать их прямо сейчас, как говорится, в режиме реального времени.

Во-вторых, о необходимости последовательных действий по смягчению антропогенного воздействия на климат говорят последние 30 лет, как минимум. В этом смысле данный пункт Доктрины можно только приветствовать. Однако в свете сказанного выше непонятно, насколько срочными (неотложными) и решительными должны быть эти действия. Если, как указано выше, неблагоприятные последствия вызваны естественной изменчивостью климата, значит, со смягчением воздействия человека на климат можно не спешить, а на первое место поставить меры по адаптации к изменению климата, что в данном пункте Доктрины, по сути, и сделано.

«6. Проблемы, связанные с изменением климата, в частности обеспечение баланса между эффективностью экономики и социальной справедливостью, устранение потенциальных конфликтов интересов в связи с экстремальными проявлениями изменения климата (тепловые волны, наводнения, засухи и другие явления), не могут быть решены посредством только научных методов. В подобных ситуациях найти баланс возможно лишь в рамках политического процесса.»

Во-первых, после слова "в частности" должна быть запятая.

Во-вторых, обеспечение баланса между эффективностью экономики и социальной справедливостью – это одна из базовых, фундаментальных проблем, которая связана не только с изменением климата. В контексте изменения климата важно говорить не о социальной справедливости вообще, а конкретно об ответственности старшего поколения перед младшими и будущими поколениями (потомками) за долговременные последствия своей экономической деятельности (помимо глобального изменения климата сюда относится исчерпание ресурсов, нарушение экосистем и биоразнообразия и т.д.), которые наиболее остро проявятся именно при жизни следующих поколений и могут оказаться для них неразрешимой экзистенциальной проблемой.

Другой важный аспект этой проблемы – это оказание помощи наиболее уязвимым и слаборазвитым странам, которые больше других страдают и будут страдать от продолжающегося глобального изменения климата, вызванного деятельностью человека, и не имеют возможности самостоятельно справиться с бедой.

Думаю, что упоминание в Доктрине двух указанных выше аспектов социального измерения климатической проблемы имело бы больше смысла, чем упоминание абстрактной социальной справедливости, да еще и в противопоставлении с эффективностью экономики. Более того, стоило бы сказать и о том, что экономика, заимствующая у будущего и не способная эти долги отдать (погасить) – это неэффективная экономика. 

В-третьих, говоря об экстремальных проявлениях изме-нения климата, следует проявлять осторожность. Не все тепловые волны, наводнения, засухи и т.д. связаны с изменением климата. По большей части они связаны с особенностями климата в конкретных регионах, где они традиционно происходят с определенной регулярностью. Изменение климата может приводить к увеличению силы (интенсивности) и повторяемости этих явлений, вынуж-дая людей мигрировать в поисках более безопасных мест проживания. К аналогичным последствиям приводят и другие неблагоприятные явления, связанные с измене-нием климата, такие как дефицит пресной воды и про-довольствия (голод), рост инфекционных заболеваний (малярия, энцефалит, т.д.) и другие.

Во всех этих случаях, однако, следует говорить не о «потенциальных конфликтах интересов», как сказано в Доктрине, а о возможном росте межнациональных, межэтнических и межконфессиональных конфликтов, в том числе вооруженных, о возможном росте насилия, об угрозах национальной, региональной и международной безопасности.

Ясно, что разрешать (урегулировать) эти конфликты придется политическими методами. Но отказываться от науки при этом все же не стоит. Наоборот, политические решения во всех таких случаях должны опираться на прочный фундамент научного понимания природы и последствий этих явлений, на знание особенностей, характера и истории взаимоотношений народов, социальных и религиозных групп, подверженных указанным экстремальным явлениям, на достижения других наук – политологии, социальной психологии, т.д. Только в этом случае применяемые политические методы окажутся эффективными и позволят решить проблемы, а не усугубить их и не создать новые. 

«7. Изменение климата является одним из наиболее серьезных вызовов XXI века, кото-рый выходит за рамки научных дискуссий и представляет собой комплексную междис-циплинарную проблему, охватывающую экологические, экономические и социальные аспекты устойчивого развития Российской Федерации.»

Тезис выглядит смазанным и неточным. Во-первых, изменение климата носит глобальный, всеобъемлющий характер и представляет собой цивилизационный вызов, а не просто «комплексную междисциплинарную проблему, охватывающую экологические, экономические и социальные аспекты устойчивого развития Российской Федерации».

Во-вторых, определение «междисциплинарный» тут неуместно. Междисциплинарный характер могут носить исследования. В данном случае нужно было бы сказать о том, что подход к решению проблем изменения климата должен быть междисциплинарным, что к решению этой проблемы нужно привлекать специалистов самых разных отраслей и научных профилей. 

В-третьих, определение «один из наиболее серьезных вызовов XXI века» – совсем не то же самое, что главный цивилизационный вызов и главный глобальный риск для развития экономики всех стран мира. Между тем, в международных документах это уже давно общее место. Отказ признавать глобальное антропогенное изменение климата главным вызовом для человечества означает возможность компромисса, вплоть до отказа от принятия решительных, неотложных мер по смягчению изменений климата и уменьшению антропогенных выбросов в атмосферу парниковых газов для достижения чистого нуля.

«8. Особую обеспокоенность вызывает беспрецедентно высокая скорость глобального потепления, происходящего в течение последних десятилетий. Современная наука находит все больше подтверждений тому, что хозяйственная деятельность человека, связанная, прежде всего, с выбросами парниковых газов, все сильнее влияет на климат на фоне его естественной изменчивости.»

Первый тезис очень важен. Он практически дословно взят из шестого доклада МГЭИК. И это можно только приветствовать. А вот второй тезис – про усиление влияния хозяйственной деятельности человека на климат на фоне его естественной изменчивости – звучит двусмысленно. На самом деле, беспрецедентно высокая скорость наблюдаемого глобального потепления – это и есть результат влияния хозяйственной деятельности человека на климат. Факторы естественной изменчивости климата действуют сегодня в противоположном направ-лении, оказывая на климат незначительное охлаждающее воздействие.

«9. Изменение климата проявляется в раз-личных процессах, в частности в увеличении частоты и интенсивности климатических аномалий и экстремальных погодных явлений. В течение XXI века высока вероятность ускорения происходящего изменения климата.»

Опять та же история. Из двух собранных месте тезисов один – про увеличение частоты и интенсивности клима-тических аномалий и экстремальных явлений – верный, а второй – про вероятность ускорения изменения климата в XXI веке – ложный. Скорость изменения климата в этот период будет определяться не случайными факторами вероятностной природы, а деятельностью человека. Но дело не только в этом. Ускорение изменений климата – это не вопрос вероятного будущего, это наблюдаемый в настоящем и хорошо задокументированный тренд. Количество дополнительного тепла, поступающего к поверхности Земли из атмосферы в результате усиления парникового эффекта, растет. Скорость прогрева воды в океане, таяния ледников и повышения уровня мирового океана тоже растет. Цифры опубликованы и могут быть найдены беспрепятственно. См. здесь, здесь, здесь и здесь.

«10. Ожидаемое изменение климата неизбежно отразится на жизни людей, состоянии животного и растительного мира во всех регионах планеты, а в некоторых из них станет ощутимой угрозой благополучию населения и устойчивому развитию.»

Очень слабый тезис. Почему сказано «ожидаемое изменение климата», если оно уже происходит и идет с ускорением? Что значит «отразится»? Как? В какую сторону? Почему в будущем времени? Надо было хотя бы сказать, что отразится негативно и даже не отразится, а уже отражается. И не «станет ощутимой угрозой благополучию населения в отдельных регионах», а уже угрожает благополучию населения в большинстве регионов, если не повсеместно, приводя, в том числе, к избыточным, преждевременным смертям, умножая количество жертв климатических стихийных бедствий и причиняемый ими ущерб в виде разрушенных зданий, мостов, дорог, иных объектов инфраструктуры, т.д.

«11. Указанные в пунктах 8 - 10 настоящей Доктрины факторы предопределяют необходимость развития государственной наблюдательной сети в части, касающейся климатического мониторинга и проведения всесторонних научных исследований в области климата. Возникает необходимость учета изменения климата в качестве одного из ключевых долговременных факторов безопасности Российской Федерации, а также признания проблемы глобального изменения климата одним из приоритетов внутренней и внешней политики Российской Федерации.»

Слабый тезис. Во-первых, речь должна идти не просто о всесторонних научных исследованиях в области климата, а именно о всестороннем исследовании происходящих климатических изменений и вызванных ими наблюда-емых и ожидаемых последствий для окружающей среды, для людей, для разных возрастных и социальных групп, для отдельных отраслей и экономики в целом. Нельзя сказать, что таких исследований на русском языке нет, но их очень мало и за актуальной информацией приходится обращаться к иностранным источникам.

Во-вторых, мало сказать «о необходимости развития государственной наблюдательной сети в части, касаю-щейся климатического мониторинга». Речь сегодня должна идти о создании национального и региональных центров мониторинга изменений климата с применением методов удаленного, прежде всего, спутникового, наблюдения, искусственного интеллекта, сложных термодинамических моделей и других моделей клима-тической динамики, о разработке прогнозов изменения климата в регионах и соответствующих рисков для предприятий различных отраслей при различных сценариях глобального антропогенного воздействия на климат. Только в этом случае можно будет всерьез говорить об учете изменений климата как одного из ключевых долговременных факторов национальной безопасности.

Что касается положения о «необходимости признания проблемы глобального изменения климата одним из при-оритетов внутренней и внешней политики Российской Федерации», то тут остается только руками развести. Рамочная конвенция ООН об изменении климата, обязы-вающая стороны, и, прежде всего, развитые страны, включая Россию, предпринимать меры для снижения антропогенных выбросов ПГ и смягчения климатических изменений, была принята более 30 лет назад, в 1992 году. В следующем, 2024-м, году Россия будет отмечать 30-летие ратификации этого документа. Неужели только теперь пришло, наконец, понимание того, что глобальное изменение климата – это не просто светские разговоры за чашкой чая о превратностях погоды, а серьезнейший вопрос современной мировой политики, требующий адекватной политики и мер на всех уровнях – местном, региональном, национальном и международном? Как говорится, лучше поздно, чем никогда.

«12. Последствия изменения климата проявляются на глобальном, региональном, субрегиональном и национальном уровнях.»

Можно добавить еще местный (локальный) уровень и уровень домашних хозяйств. Не очень понятно, зачем нужна и что дает такая констатация для формирования климатической политики.

«13. С учетом размеров территории Россий-ской Федерации, ее географического поло-жения, разнообразия климатических усло-вий, структуры экономики, демографических проблем и геополитических интересов изменение климата и смежные проблемы требуют взвешенного государственного подхода, основанного на всестороннем научном исследовании экологических, экономических и социальных факторов.»

Кажется, что это противоречит пункту 6, где говорится о примате политических методов над научными. Но дело не только в этом. Здесь все свалено в одну кучу: от разнообразия климатических условий и демографических проблем до неназванных геополитических интересов Российской Федерации, и чтобы разобраться в этом компоте, на помощь призывается наука. Не уверен, что в такой постановке задача вообще имеет решение и что апелляция к науке в данном случае продуктивна. Лучше было бы сказать, что в силу географического положения, размеров территории, разнообразия климатических условий, структуры экономики Россия подвержена различным климатическим рискам и несет значительные экономические потери как в результате изменения климата, так и в результате предпринимаемых на всех уровнях мер по смягчению климатических изменений и что в силу этого выработка адекватной климатической политики требует взвешенного системного подхода, учитывающего все возможные риски и возможности.

«14. Российская Федерация играет значи-тельную роль в глобальных усилиях по смягчению негативных последствий изменения климата и является активным участником Рамочной конвенции и Париж-ского соглашения от 12 декабря 2015 г.»

На международном уровне принято говорить не о смя-гчении негативных последствий изменения климата, а о смягчении самих климатических изменений путем их торможения и ограничения (удержания в разумных пределах, не создающих экзистенциальных угроз для человечества, его безопасности, энергетического и продовольственного обеспечения).

«15. В 1990-е годы Российская Федерация внесла наиболее существенный вклад в достижение Сторонами Рамочной Конвенции одной из ее целей – возвращение к концу десятилетия (1990-х годов) к прежнему уровню антропогенных выбросов парниковых газов.»

Во-первых, никакого сознательного вклада в сокращение выбросов ПГ Россия не внесла. В 1990-е годы российская экономика сжималась, ВВП и промышленное производ-ство падали. С ними вместе сокращались и выбросы ПГ. Но это, разумеется, был не подвиг самопожертвования и аскезы (воздержания) во имя спасения человечества от климатического кризиса, а побочный результат постиг-шего страну тяжелейшего экономического кризиса. Пытаться выдать национальную трагедию за вклад в достижение глобальных климатических целей – это кромешный цинизм и гринвошинг одновременно.

Во-вторых, Рамочная конвенция ООН об изменении климата никогда не ставила такой цели, как возвращение к концу 1990-х годов к прежнему уровню антропогенных выбросов ПГ. Зато там сказано, что развитые страны должны стать лидерами в разработке и осуществлении политики и мер по смягчению изменений климата и что сокращение ими своих выбросов ПГ до прежнего уровня (без обозначения, какого именно) стало бы их реальным вкладом в изменение неблагоприятных долгосрочных трендов глобального антропогенного воздействия на климат в подтверждение этого лидерства. Многие разви-тые страны, включая США и страны ЕС, разработали соответствующую политику и меры и благодаря этой политике и мерам действительно сократили свои выбросы ПГ, правда, не к концу 1990-х, а к окончанию первого, а затем и второго периодов Киотского прото-кола. Что же касается России, то никакой политики и мер по сокращению выбросов ПГ у нее не было и до сих пор нет. Более того, затягиванием ратификации Киотского протокола, который как раз и был призван заложить основы для коллективных действий развитых стран по сокращению выбросов ПГ, Россия немало способство-вала сохранению неблагоприятных трендов к увеличе-нию глобальных выбросов ПГ, а когда, наконец, рати-фицировала этот документ в 2004 году (семь лет спустя после его принятия), то и тогда не стала ничего менять в своей политике, в результате чего выбросы ПГ в России неуклонно растут вместе с ростом экономики и падают только в периоды экономическим спада.

«16. Российская Федерация участвовала в реализации первого периода действия Киотского протокола от 11 декабря 1997 г., в рамках которого перевыполнила взятые на себя обязательства по ограничению антропогенных выбросов парниковых газов.»

Ну, да, участвовала. Но сначала 7 лет тянула с его рати-фикацией, объявляла его научно не обоснованным и по странному стечению обстоятельств в ускоренном темпе ратифицировала его только после событий в Беслане в сентябре 2004 года.

Что касается перевыполнения Россией обязательств по ограничению антропогенных выбросов ПГ, то тут нужно внести ясность. На момент принятия Киотского прото-кола в 1997 году нетто-выбросы ПГ в России были на 50% ниже уровня 1990 года, взятого в Киотском прото-коле за базу, а на момент вступления Киотского протоко-ла в силу в 2005 году – на 53% ниже уровня 1990 года. При этом обязательство России по Киотскому протоколу состояло в том, чтобы в период с 2008 по 2012 гг. не превысить уровень выбросов 1990 года. Трудно было не перевыполнить такое обязательство, даже не имея никакой климатической политики.

«17. Следующим большим шагом по смягче-нию негативных последствий изменения климата стало участие России в разработке Парижского соглашения от 12 декабря 2015 г. и последующее принятие ею этого догово-ра. Стратегическая цель Соглашения заклю-чается в удержании прироста глобальной средней температуры намного ниже 2 ^оС по сравнению с доиндустриальными уровнями (1850 - 1900 годы) и приложении усилий по ограничению прироста глобальной средней температуры до 1,5 градуса Цельсия. Российская Федерация подписала Париж-ское соглашение в апреле 2016 г., а в ноябре 2019 г. Соглашение вступило в силу для России.»

По не вполне ясной причине Россия не ратифицировала Парижское соглашение, как до того поступила с Рамочной конвенцией ООН об изменении климата и с Киотским протоколом, а вопреки традиции приняла его постановлением Правительства РФ (см. Постановление Правительства РФ от 21.09.2019 г. № 1228). Вероятно, иначе было не успеть к климатическому саммиту, созванному 23 сентября 2019 г. Генеральным секретарем ООН. Как бы то ни было, это, скорее, технический, чем сущностный вопрос, хотя он и дает представление об отношении к теме изменения климата в российском руководстве. Но есть и более значимые вещи.

Как известно, помимо собственно климатической цели, Парижское соглашение содержит еще две цели – эконо-мическую и финансовую. Причем все три цели указаны в одном и том же пункте 2 Парижского соглашения под индексами a), b) и c) и являются равнозначными. См. здесь.

Экономическая цель предусматривает повышение способности адаптироваться к негативным воздействиям изменения климата, обеспечивать устойчивость к этому изменению, т.е. способность быстро преодолевать последствия негативного воздействия климатических изменений климата (foster climate resilience), а также развитие с низким уровнем выбросов в атмосферу пар-никовых газов (low greenhouse gas emissions development. Финансовая цель предусматривает приведение денежных потоков в соответствие с целями перевода экономики на путь низкоуглеродного и климатически устойчивого развития. Фокусировать внимание только на климати-ческой цели, забывая про остальные, было бы большой ошибкой, чреватой выпадением из международной климатической повестки и невозможностью наладить сотрудничество в климатической сфере с другими странами.

Мало того, с момента принятия Парижского соглашения интерпретация первой, климатической цели претерпела изменения. Сегодня принято считать, что главной целью Парижского соглашения является объединение усилий всех стран-участниц для удержания роста средней гло-бальной температуры в пределах 1,5 ^оС относительно доиндустриального уровня (кстати, никакими времен-ными рамками этот период в соглашении не обозначен), но в любом случае недопущение приближения роста средней глобальной температуры даже близко к 2 ^оС относительно доиндустриального уровня. И эта переста-новка имеет значение. Она означает, что политику и меры по снижению антропогенной нагрузки на климат необходимо выстраивать исходя из установленного предельного роста температуры в 1,5 ^оС и того бюджета выбросов в атмосферу ПГ, который этому соответствует. Иное решение будет сегодня считаться недостаточным.

«18. Указом Президента Российской Федера-ции от 4 ноября 2020 г. N 666 "О сокращении выбросов парниковых газов" поставлена цель ограничить к 2030 году выбросы парниковых газов до 70 процентов от уровня 1990 года (не более 2162,4 млн. тонн CO2-эквивалента). Указанный целевой показатель является основой определяемого на нацио-нальном уровне вклада Российской Федера-ции в реализацию Парижского соглашения от 12 декабря 2015 г. По данным Националь-ного доклада о кадастре антропогенных выбросов из источников и абсорбции поглотителями парниковых газов, не регулируемых Монреальским протоколом, за 1990 - 2020 годы, объем выбросов парнико-вых газов в 2020 году составил 1482,2 млн. тонн CO2-эквивалента (48 процентов от уровня 1990 года), что не превышает целе-вых показателей, определенных назван-ным Указом и целевым сценарием. Россия намерена полностью выполнить взятые на себя международные обязательства по ограничению антропогенных выбросов парниковых газов.»

Фактически признается, что Россия продолжает ставить цели по ограничению выбросов ПГ выше фактически достигнутого уровня выбросов, т.е. с запасом, манипу-лируя при этом словом «сокращение». При этом прези-дентский указ от 4 ноября 2020 г. N 666 цитируется не точно. В тексте указа не указана величина выбросов ПГ, установленная в качестве ограничения. Строго говоря, из текста указа вообще нельзя понять, о чем идет речь, потому что указ, по сути, представляет собой поручение Правительству РФ обеспечить к 2030 году сокращение выбросов парниковых газов до 70% относительно уровня 1990 года с учетом максимально возможной поглощаю-щей способности лесов и иных экосистем и при условии устойчивого и сбалансированного социально-экономи-ческого развития Российской Федерации (см. здесь). При этом список парниковых газов не приведен, источники выбросов парниковых газов не названы, указание на антропогенный характер выбросов, которые необходимо сократить, отсутствует. Понять, идет ли речь обо всех выбросах ПГ или только о выбросах ПГ, которые связаны с деятельностью правительства, из текста указа невозможно. Что означает формула «сократить выбросы до 70% относительно уровня 1990 года», неизвестно. Многие за пределами России поначалу решили, что русские планируют сократить свои выбросы на 70% от уровня 1990 г. Теперь, наконец, все сомнения сняты и цель на 2030 год выглядит предельно ясно: сократить к 2030 году нетто-выбросы ПГ от всех антропогенных источников на территории РФ за вычетом поглощения ПГ в процессе земле-и лесопользования до уровня не более 2162,4 млн. тонн CO2-экв., имея в базе на год установления цели выбросы ПГ на уровне 1482,2 млн. тонн CO2-экв. (48% от уровня 1990 года). Фактически это означает, что выбросы ПГ могут вырасти к 2030 году более чем на 40% от текущего уровня. А это прямо противоречит расчетам МГЭИК, согласно которым для удержания рост средней температуры в пределах 1,5 ^оС необходимо к 2030 году сократить выбросы ПГ на 40% от уровня 2019 года.

«19. В Российской Федерации проводится активная работа по формированию условий для перехода к низкоуглеродной экономике. В рамках долгосрочного социально-экономи-ческого развития Российской Федерации предполагается достижение с учетом нацио-нальных интересов и приоритетов развития не позднее 2060 года баланса между антропогенными выбросами парниковых газов и их поглощением. Для достижения этой цели определены дополнительные меры по декарбонизации отраслей экономики и увеличению поглощающей способности управляемых экосистем. Реализация указан-ных мер позволит обеспечить к 2030 году объем выбросов парниковых газов на уровне 1673 млн. тонн CO2-эквивалента (54 процен-та от уровня 1990 года) и достичь не позднее 2060 года баланса между антропогенными выбросами парниковых газов и их поглоще-нием.»

Принятая правительством РФ Стратегия социально-экономического развития России с низким уровнем выбросов ПГ рассчитана на период до 2050 года и не приводит к достижению чистого нуля. В ней сказано только, что «реализация целевого (интенсивного) сцена-рия позволит достичь баланса между антропогенными выбросами парниковых газов и их поглощением не позднее 2060 года» (см. здесь). Но не сказано как. Важная особенность этой стратегии состоит в том, что она делает ставку не на сокращение выбросов ПГ, а на их поглощение лесами. Согласно стратегии, между 2030 и 2050 гг. поглощение СО2 в российских лесах должно удвоиться, но никаких путей для этого не обозначено.