Не как фанера над Парижем

Мир стремительно меняется: глобализация, раскритикованная сотнями экспертов, уступает место зарождающейся многополярности. Какие риски или, напротив, выгоды это несет для мирового и национального устойчивого развития? Удастся ли странам выполнить свои обязательства в рамках Парижского соглашения по климату? Об этом мы поговорили с Натальей Рязановой, заведующей лабораторией геоэкологии и устойчивого природопользования Кафедры международных комплексных проблем природопользования и экологии МГИМО МИД России.

Глобализация больше не помешает устойчивому развитию России

Идея глобализации себя исчерпала — мир переходит в состояние децентрализации, становится многополярным. То, как дальше будет развиваться человечество в целом и Россия в частности, описывается термином «глокализация». Глобальный обмен информацией, технологиями и достижениями никуда не денется (и Россия из него не выйдет — никакие санкции его не отменят). Однако локальные различия между его участниками, основанные на географических, экономических, а также глубоких исторических и культурных предпосылках, будут не стираться, а сохраняться и даже усиливаться.

Говоря проще, больше не будет технологического центра, который бы диктовал России и другим странам, как им развиваться, попутно эксплуатируя их в качестве ресурсной базы. «Многие страны буквально навязывали свою идеологию и видение России, — напоминает Наталья Рязанова. — Еще со времен выстраивания гайдаровской экономики (экономические реформы правительства Бориса Ельцина и Егора Гайдара 1992 года. — Прим. ред.) нам говорили: не надо развивать свое, нужно просто зарабатывать деньги на экспорте технологий и оборудования и покупать лучшее, что есть в мире. По сути, лучшее, что создано в других странах, но не в России».

Существенную роль в этом процессе играла корпоративная интервенция Запада. «В 1990-е транснациональные корпорации в регионах, куда они приходили, подменяли собой функции государства в части развития и социального обеспечения региона, — отмечает эксперт. — Доходило до того, что власти регионов зачастую своими руководителями видели глав этих компаний, а не российское или региональное правительство». В результате амбиции западного бизнеса часто превалировали над интересами социального развития на местах.

«Чтобы бороться с этими амбициями, были введены федеральные округа и институт полномочных представителей президента в них — эти люди были призваны консолидировать в себе централизованную власть в регионах и ограничивать влияние транснациональных корпораций», — говорит эксперт. В нынешних условиях ситуация в корне меняется: интересы западного бизнеса больше не будут вмешиваться в траекторию регионального развития.

Фото: Iva Rajovic / Unsplash

Как локализация снизит углеродный след

С каждым днем становится все очевиднее: клише, согласно которому Россия представляет собой ресурсный придаток Запада, зависящий от его технологий, мягко говоря, не соответствует действительности. «Те же самые добывающие отрасли — от нефтегазовой до полиметаллических руд — это высокотехнологичные направления, и очень большое место в них, не менее 80%, занимают именно российские разработки, — подчеркивает Рязанова. — Без этих технологий, без наших финансовых вливаний в инфраструктуру и развитие отраслей в целом ничего от нас никто получать не смог бы».

В новых условиях Россию ждет активный рост собственного производства, вырастет доля местных производителей, в том числе одежды и продуктов питания, что станет продолжением тенденции последних лет. Так, экспорт продовольствия из РФ уже третий год подряд превосходит импорт. За первое полугодие 2022-го страна нарастила экспорт продуктов питания на 20-22% в годовом выражении.

«Локализация собственного производства — это всегда хорошо, благодаря этому появляются новые рабочие места, усиливается социальная ответственность правительства перед местным сообществом», — говорит эксперт. Как результат растет так называемая закрепленность населения, то есть прекращается как отток умов из страны за рубеж, так и из регионов — в столицу. Вслед за этим, поскольку люди перестают уезжать из регионов, в них активнее развивается инфраструктура, растет уровень жизни. «Нас ждет стремительное развитие экономики на местах во всех регионах нашей страны», — уверена Рязанова.

Помимо развития локальных сообществ по всей стране, уход от глобализации сам по себе обеспечит позитивный экологический эффект. Все дело в локализации цепочек поставок: раз доля местного производства вырастет, сократятся транспортные маршруты. «Местные производители заместят своей продукцией поставки иностранных игроков, которые уходят с рынка, соответственно, сократится плечо транспортировки товаров в стране и углеродный след от продукции в целом станет меньше», — отмечает Рязанова.

Один из примеров локализации — строительство второй ветки Байкало-Амурской магистрали (БАМ-2), которое, невзирая на санкции, идет быстрыми темпами. Ее планируют ввести в эксплуатацию в 2024 году. «Она вдохнет новую жизнь в отдаленные регионы России — Восточную Сибирь и Дальний Восток, а также усилит связность со странами АСЕАН, с которыми у нас выстраиваются эффективные отношения, в том числе в высокотехнологичных отраслях», — подчеркивает эксперт.

С другой стороны, рост производства естественным образом даст некоторое увеличение углеродного следа, но это адекватная цена развития. «Тут стоит обратить внимание, что нынешний низкий углеродный след многих европейских государств достигнут в первую очередь потому, что Европа свои производства еще десятилетия назад локализовала в странах Юго-Восточной Азии. С глобальной точки зрения это лицемерие — ведь они от своих выбросов не избавились, а попросту переместили их», — напоминает Рязанова.

Несмотря на новые условия, Россия остается в Парижском соглашении — и готова выполнить его цели

В конце мая 2022 года глава Минприроды РФ Александр Козлов подчеркнул, что Россия не планирует выходить из Парижского соглашения по климату. Ближайшая цель — сократить парниковые выбросы страны на 30% к 2030 году, а к 2060-му в планах добиться углеродной нейтральности.

Глава Минприроды Александр Козлов

Широко звучит мнение, что российское движение навстречу углеродной нейтральности — под большим вопросом, особенно в свете ограниченного обмена технологиями, опытом и мнениями с Западом. Однако эксперты уверены, что у страны есть все необходимые для этого возможности и ресурсы.

Исторически сложилось, что структура топливно-энергетического баланса России — одна из самых «зеленых» в мире. Уголь — один из самых «грязных» источников энергии — занимает в ней лишь около 15%, тогда как в Германии и США на его долю приходится 40%, в Китае — 70%, а по миру в среднем — порядка 30%. При этом последние 10 лет в России угольные теплоэлектростанции активно модернизировались — наряду с нефтеперерабатывающими предприятиями. «У нас открываются все новые заводы глубокой переработки нефти, существенно сокращающие выбросы и другие отходы от этого сектора, — отмечает Рязанова. — Угольные ТЭС, где они продолжают использоваться, активно модернизируются и также дают все меньше выбросов».

Самый же экологичный вид ископаемого топлива — природный газ — занимает в России около 50% топливно-энергетического баланса. И важно понимать, что в ближайшие годы эта доля существенно вырастет. «В большинстве крупных городов весь комплекс ЖКХ уже переведен с угля на газ — самый чистый вид ископаемого топлива, при этом правительство всерьез намерено полностью газифицировать регионы России», — подчеркивает Рязанова. По итогу 2021 года уровень газификации РФ составил 72%. В планы ПАО «Газпром» входит к 2026 году довести показатель до 100% в 35 регионах, а к 2030-му — по всей стране.

Фото: Антон Завирохин / iStock

...а вот Европейское устойчивое развитие балансирует на краю бездны

В текущей ситуации у России, похоже, больше шансов исполнить парижские обязательства, чем у Европы. «Европейским правительствам казалось, что они технологически готовы к нулю, однако вмешался политический фактор, и мы видим, что идет откат: сейчас речь о том, чтобы оперативно заместить наши нефть и газ атомной энергетикой и углем» — говорит Рязанова.

Развитие атомных мощностей — процесс не быстрый. Более того, аномальная жара и засуха ставят под угрозу имеющееся производство ядерной энергии. Так, с началом августа во Франции стало нечем охлаждать реакторы: одни реки обмелели, в других вода стала для этого слишком теплой.

В то же время поставки угля задерживаются, в частности, из-за нарушения судоходности европейских рек на фоне той же засухи. Наконец, из-за погодно-климатических аномалий этого лета под угрозой оказались каналы, по которым Европа получала газ не из России: штормы в Северном море прервали добычу в Норвегии, а поставки СПГ через Атлантику приостановились из-за ураганов.

Неудивительно, что цены на энергию в Европе продолжают расти. Плачевность ситуации красноречиво иллюстрирует стоимость европейских газовых фьючерсов: за июнь и июль 2022-го она удвоилась — до €200 за мегаватт-час на голландской бирже TTF, что примерно в 10 раз выше прошлогоднего уровня.

«Непонятно, что европейцы будут делать уже осенью. Вполне реальный сценарий заключается в том, что в некоторых районах придется использовать в качестве энергоносителя дрова», — подчеркивает Рязанова.

При этом цены на энергию тянут за собой цены на продукты питания и ипотечные кредиты. Пример — Италия переживает самую высокую инфляцию за последние 35 лет, на этом фоне в стране собираются освободить от НДС два самых главных национальных товара: макароны и хлеб.

Аналитики опасаются — чтобы пережить зиму, европейским правительствам придется нормировать поставки энергии, то есть будут отключения. Какая-то часть заводов встанет, что поставит под угрозу тысячи рабочих мест.

Даже на этом фоне Совет Европы не отступает от своей позиции — отказаться от энергоносителей из России любой ценой. В этих условиях возникает вопрос: о каком устойчивом развитии или углеродной нейтральности в Европе может идти речь, когда ее население стоит на грани социально-экономического кризиса?
 

Автор: Иван Болотов
Фото на обложке: artorn / iStock